Давно это было — в лихие годы, во времена бандитских перестрелок, разборок и других страшных событий. Я тогда начала работать в ветклинике. Вдруг — визг тормозов. Вся территория клиники заполняется большими крутыми машинами. Из них начинают выгружаться мужчины, похожие друг на друга. Как близнецы — здоровые, лысые, в кожанках. Распахивается дверь клиники — и я вижу, что один из мужчин несет на руках почти труп собаки.
Далее — монолог:
— Мы тут это… по делам серьезным ехали, а тут оно, прямо под колеса. Я по тормозам, но поздно. Мы вышли, от колеса отлепили и вот… Сделай что-нибудь. Никак нельзя, чтобы она умерла, плохо будет…
Я в это время сумела рассмотреть, что все мужчины вооружены, и далеко не интеллигентны. И, судя по всему, плохо будет именно мне, если этот комок мяса умрет. Я уверила его, что все будет отлично и унеслась в ординаторскую. На подработке у меня был детский хирург — ортопед Иван. Он грустно изрек:
— Нам конец. Но постараюсь что-нибудь сделать. Хотя понятия не имею как…
Я нацепила на лицо самую благодушную улыбку и пошла сообщать серьезным людям, что мы постараемся сделать все возможное. Они внимательно выслушали, кинули на стол «котлету» денег и уехали.
Пять часов мы собирали собаку в нашей операционной. Спицы в двух лапах, проволока в челюсти, штопка внутренних органов, ушивание разных ран по всему телу, периодическая реанимация не желающего жить животного.
Когда все было кончено и мы убедились, что пес пока не собирается к праотцам, то открыли бутылку коньяка и попытались расслабиться. Наутро, проверив вчерашнего пациента, я была приятно удивлена тем, что он в сознании.
В середине дня в дверь ординаторской вежливо постучали. В кабинет протиснулся один из вчерашних серьезных людей и сказал:
— Шеф сказал, чтоб ты написала, что собаке надо. Мы типа виноваты, надо, чтоб все по-честному было…
Часа через два мужчина появился снова — с коробкой препаратов и двумя алюминиевыми поддонами с творогом и фаршем. На стол снова шлепнулась «котлета» денег.
Я осталась думать, как впихнуть по десять кило творога и фарша в маленькую собачонку.
Прошла неделя. Мясом и творогом поправляли здоровье все наши животные. Песик стал передвигаться самостоятельно. Правда, он оказался страшненьким… В следующий приезд я спросила, не хочет ли кто-то из них взять собаку. Я удивилась, когда на следующий день братки приехали и торжественно забрали песика — его решил приютить тот самый шеф!
Дома собачку стали называть Брюсом и за год сделать самоуверенное, избалованное, залюбленное существо. У Брюса осталась одна проблема — травма мочевого пузыря привела к неизлечимому энурезу, но в новой семье это никого не беспокоило.
Сдается мне, что этот Брюс точно знал, под какую машину надо прыгать…